|
|
|
|
|
|
 |
|
| |
2001 г. |
Наташа Кадочниковароман «КРУГ» |
||||
 |
 |
|
|
|
|
С Наташей Кадочниковой беседует Alex Spruden: |
||||
|
||||
|
А.S.: Наташа, расскажи о себе! Н.К.: Я родилась на Пасху, в городе, который много раз переименовывали. Сейчас он Санкт-Петербург. Родилась в актерской семье, где все были так или иначе связаны с кино и театром. Только мама была учителем английского языка. Конечно, атмосфера в доме не могла не сказаться и на ней. Она играла в жизни, не имея возможности выходить на сцену или съемочную площадку. Сейчас она живет в далекой Америке вместе с моей младшей сестрой и отчимом. Я замужем, мой муж занимается бизнесом. У нас растут два сына. Старшему десять лет, младшему два года. А.S.: Кадочникова... Такая фамилия не может быть случайной? Ты родственница знаменитого актера Павла Кадочникова? Н.К.: Павел Петрович Кадочников - мой дедушка. Он был первым в нашей семье, кто стал актером. Он прокладывал нам путь в мир кино и театра и, надо сказать, сделал это с триумфом! Он был моим первым учителем актерского мастерства. Рождение в такой семье и определило выбор моей профессии. Дедуля шутил, что я родилась почти на съемочной площадке. После окончания школы я стала поступать в ЛГИТМиК, который к тому времени уже стал нашим семейным институтом: его закончили мои дедушка с бабушкой, потом родной дядя, Константин Кадочников, а потом двоюродный дядя, Геннадий Нилов, и двоюродный брат, Алексей Нилов. С первого раза я не поступила, в отличие от моих замечательных родственников. Пришлось еще год готовиться. Со второго, пройдя все туры и экзамены, была зачислена к Игорю Олеговичу Горбачеву на факультет Актерского Мастерства. ...А на последнем курсе, уже перед самым выпуском, у меня родился сын Петр. Ему было два месяца, когда я играла дипломный спектакль. Пока я была на сцене он спал в гримерной. В перерывах между сценами бегала кормить... А.S.: "Круг" написан от первого лица, героиню зовут "Наташей", напрашивается вопрос: насколько "Круг" автобиографичен? Н.К.: Думаю, процентов на семьдесят. Многие из описываемых событий были в моей реальной жизни. Но не все конечно: героиня - это не я, она вымышлена, а вот ее подруга "списана" с реального человека, с моей подруги... Вот, Димка, мой муж, говорит, что в героине "Круга" - вся моя суть. Не знаю, может он и прав. А подруга - Инга, ее характер, манера говорить, ее любовь к порядку, практически все - очень близко к настоящей "Инге". Когда я недавно перечитывала "Ловушку для Золушки", я поняла, что в какой-то мере мой "Круг" был написан под впечатлением от прочитанного. Во всяком случае, Инга чем-то похожа на Жанну, за исключением того, что Жанна была хищницей, а Инга нет. И у Мишель есть что-то общего с моей героиней. Ну вот, вроде бы ответила на твой вопрос. А.S.: Наташа, как сложились твои отношения с театром? Н.К.: После окончания института, первый год я не работала, потом Игорь Олегович Горбачев пригласил меня преподавать у своих студентов. Я работала в его "Школе Русской Драмы" два года. Параллельно играла в театре-студии "Причастие" на контракте. Потом поставила камерный спектакль по сонетам Шекспира, который понравился коллегам из далекой Австралии. Нас пригласили на месяц на гастроли. Но так случилось, что я не смогла поехать со своим спектаклем... Я стала подумывать о том, чтобы стать режиссером, но испугалась, что у меня ничего не получится. Или еще время не пришло, чтобы понять, что это мне действительно нужно в жизни. Меня пригласили работать в школу, которую я закончила, руководителем детской театральной студии. Мне нравилось работать с детьми. Было очень много спектаклей. Ставили сказки Пушкина, Маугли Киплинга, писали свои пьесы. В 1996 году ездила на гастроли в Германию с Петербургским театром-студией "Время". Играли два детских спектакля на немецком языке. Причем немецкий знал только режиссер. Текст учили не зная языка, почти "вслепую". Репетировали на немецком и на русском. А потом у нас должно было быть два спектакля для русских эмигрантов. Самое смешное, что после пятнадцати спектаклей на немецком языке, на родном играть стало сложнее: путали слова, начинали фразу по-немецки, продолжали по-русски. Вообще, было весело. Но гастроли закончились, и надо было возвращаться на работу. Надо сказать, что на нашем курсе у всех было разное "распределение" - кто-то остался в Пушкинском (ныне снова Александринском) театре, кто-то устроился на телевидение, кто-то нашел себя в бизнесе. Я же работала в нотариальной конторе, просто зарабатывая деньги и уговаривая себя, что меня больше не тянет в профессию. Только вот в театр не могла ходить, особенно если в спектакле играли однокурсники... Потом было тяжело на сердце. Мои домашние удивлялись, почему я так переживаю, а я же не могла ответить, мне ведь казалось, что я уже переболела искусством. Ответ на это нашла у Эйзенштейна: "...человеку, единожды вкусившему от подлинно творческого экстаза, из этой деятельности в области искусства, вероятнее всего, не вылезти никогда!" Поэтому я потихоньку начала готовить семью к своему возвращению в профессию. Год назад муж дал мне прочитать роман Пауло Коэльо "Алхимик". Это философская сказка о поисках своего пути в жизни: "...кем бы ты ни был, чего бы ни хотел, но если чего-нибудь сильно хочешь, то непременно получишь, ибо желание родилось в душе Вселенной. Это твое предназначение на Земле." Эти строки заставили меня преодолеть свой страх и попробовать себя в том, к чему у меня есть стремление. СПБ 2001 г. |
||||
КРУГ |
||||
|
ПРОЛОГ
Свет от фар. Звук отъезжающей машины. Болят глаза. Что же делать? Что мне делать? Вопросы, вопросы... Они давят на меня, они мешают мне. Смешно. Ты так близко и так далеко... А самое смешное, что ты от меня дальше, чем я от тебя. И ты это знаешь лучше меня. И дело не в расстоянии. Еще пять минут назад мне достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до тебя. Но это ничего не значит. Ты и тогда был не намного ближе, чем теперь. Я включаю музыку, вхожу в ее власть, растворяюсь в ней. И какая, в конце концов, разница, что будет?! Моцарт. Реквием. Вечность... Все уже настолько далеко там, во "вчера", что никто не может вернуть мне этого. Даже тот, кто живет в этом "вчера". Он, конечно же, может взять меня в свое "завтра", но это слишком нереально, чтобы стать "сейчас", а тем более "навсегда" Рассвет притаился за горизонтом. Тишина застыла в воздухе, чтобы взорваться брызгами утренних звуков. И наступит новый день. Я пойду среди людей, а они не будут знать о маленьком чуде, поселившемся в моей душе. Я закуриваю. Меня окутывает голубая вуаль сигаретного дыма. В первый раз ты увидел меня сквозь такую же завесу, сидящей на подоконнике моей парадной. - У вас какое-то несчастье? - Да, День Рождения... А через месяц наших с тобой разговоров, чаепитий, гуляний по вечерам – телефонный звонок. Подхожу не сразу. Я знаю, что это ты. - Привет, что делаешь? - Учу английский. - Приезжай, мне плохо. И я бегу, лечу. Останавливаю машину. Дорогу к тебе помню с трудом. Твой дом. Я специально иду медленнее, продлевая предвкушение встречи с тобой. Звоню в дверь. Руки дрожат. Почему? Какая глупость. Ты открываешь. - Сколько заплатила за тачку? - Нисколько. Меня подбросил приятель. - Да?! Мне плохо. Наверное, скоро умру... - Щас!!! - ?! Зачем я вру про приятеля? Из желания вызвать тебя на ревность или из нежелания брать деньги? Или из страха зависеть от тебя? Так или иначе, это была бессмысленная ложь. Ты ничего не заметил. Я вхожу в комнату. Мне холодно. Я заранее знаю, что будет дальше. Ты начинаешь разговор. Говоришь, как мне кажется, чтобы что-то сказать. - Я пью молоко и не могу согреться. Молоко холодное. Какой же ты смешной. Кто пьет холодное, чтобы стало теплее?!
Твоя голова покоится на моих коленях. Ты говоришь по телефону, а я пытаюсь сдержать смех. Ты шутишь и похож при этом на Вини Пуха. Наверное, потому что я похожа на Пяточка. Или просто похож потому что... А потом я нахожу хорошие ракурсы для эротических фильмов. Когда-нибудь использую их. Это интересно. Дальше? Я сижу на кухне, слушаю музыку и думаю о тебе. Ты держишь меня на расстоянии, зная, что твой звонок по телефону всколыхнет мои зарождающиеся чувства. И я полечу, понесусь к тебе, бросая все, забывая саму себя. ...Я не понеслась... Желание быть рядом разрывало мне душу, больную тобой. Я металась по квартире, заламывала руки, кусала губы до крови. Но не пошла. Я не захотела выйти из той жизни, которую придумала для нас с тобой. Да, в общем-то, ты сам - это плод моего воображения. Может быть, где-то и есть тот "ты", что являлся в моих снах. Но тот, кто позвал меня по телефону, слишком сильно отличается от моей мечты. Когда я сказала, что не приеду, ты, как будто даже не удивился. - Жаль. Ну ладно, в другой раз. Пока. Господи, ведь другого "раза не будет". И тогда я все решила. Я знала, что мне надо делать. Я поняла, что моя лучшая роль должна быть сыграна на сцене твоей, придуманной мною жизни. Поэтому я даю третий звонок и через минуту открываю занавес.
|
||||
|
||||
I.
- О чем ты думаешь? Но ты так погрузился в свои мысли, а они, в свою очередь были так далеки, что мой вопрос повис в тишине, разделяющей нас. И вдруг мне показалось, что надо подойти, утонуть в твоей нежности и умереть на какое-то время. Я приникла к тебе, но сразу почувствовала холод. Единственным источником тепла, исходившим от тебя, была твоя зажженная сигарета. В остальном ты был глыбой льда. Я отпрянула и побежала. Длинный коридор, дверь, замки. Я задыхалась и судорожно глотнула свежий воздух улицы. Дождь полил сильнее, и я вошла в него. Я отдалась ему с той страстью, которую не могла выплеснуть на тебя.. И он обнял меня так, как мог бы обнимать ты. С последней надеждой я посмотрела вверх и увидела твой темный силуэт в окне. Ты так же сидел и курил. Даже сильный стук двери не вывел тебя из состояния оцепенения, в которое погрузили тебя твои мысли. Я понеслась по улице под потоками дождевого водопада. И он словно чувствуя меня и мое настроение, хлестал по плечам, рассыпался по асфальту искрами маленьких слезинок, пузырился в лужах, давая понять, что он грибной, что тот, кто растворится в нем, сразу начнет расти. И я стала ощущать, что становлюсь больше, что перерастаю себя и мне уже тесно в самой себе. Я раскрываю руки навстречу небу, и душа моя наполняется восторгом от освобождения. И это уже не прежняя я бегу босиком по лужам и смеюсь. Смеюсь так, как это делают дети, которые еще верят в чудо и живут в мире грез. Ты находишь меня в парке, на нашем любимом месте. Подходишь и молча стоишь за моей спиной. Я оборачиваюсь, встаю, и мы идем к тебе. Только ничего не говори. Ты же умеешь молчать... - Какого черта ты убежала? Как же ты не понимаешь? Или просто не чувствуешь? Зачем нужно было рвать тишину, которая знает ответы на все вопросы и хранит их в своем молчании... Я останавливаюсь и смотрю на тебя, пытаясь понять, кто же ты. Злой ангел или добрый демон? А может быть ты един в двух лицах? Какая из твоих половин сейчас сделает мне больно? И вот ты начинаешь свой моно спектакль: - Ну, что ты смотришь на меня своими мокрыми глазами? Кому и что ты хочешь доказать? Я молчу. Не потому что мне нечего тебе сказать. Я знаю весь сценарий наизусть и все, что я бы ни сказала, ни к чему не приведет. Слова – это пустой звук. Главное – это то, что стоит за этими словами. Это разговор сердец. А мое сердце молчит. Ты продолжаешь. - Чего ты добиваешься? Я не понимаю... Тебе что, доставляет удовольствие мучить меня, себя, всех кругом. А потом смотреть виновато укоризненно. Делать глупости и при этом винить других в своих же гнусных поступках. Это-де ты виноват в том, что я так поступаю! И ты ведь ждешь, что все кругом будут тебя жалеть и просить прощения. А за что и сами понятия не имеют. Я тебя ненавижу!!! Я только успеваю подумать, что, пожалуй, сегодня твоя последняя фраза сказана сильнее, чем обычно. Мое тело начинает вибрировать. Слышу твои слова: - Ну, закричи! Ну же! Я сильнее стискиваю зубы и молчу. - Скажи что тебе больно! Мне действительно больно, но я продолжаю молчать и уже не понимаю, от какой влаги мое лицо мокрое – от дождевой или слезной. Ты трясешь меня за плечи, мое тело мотает из стороны в сторону. Я вижу твое лицо, искаженное от злобы. - Скажи, что я подлец! Скажи! Не можешь!!! Нет, не можешь!!! Дрянь, ты даже сейчас не хочешь быть слабой. Ты отталкиваешь меня, и я падаю в грязь и лежу в какой-то слишком красивой позе для не слишком красивой сцены... - Хочешь, ударь меня... Я опять наговорил тебе... Ты говоришь уже тихо, устало. Мои кулаки разжимаются. Я закрываю глаза и начинаю петь колыбельную Магдалины из рок оперы "Иисус Христос, супер-звезда". Ты берешь меня на руки. Я прижимаюсь к тебе всем своим существом и проваливаюсь в пропасть сна, в котором будешь ты, несущий меня на руках. Кусочек жизни, прожитый за нас двоих. Да, так оно, наверное, и было бы. Было бы. О боже, зачем я начала рисовать все это в своем воображении?! Хотя, это только первая картина первого действия в многоактном спектакле моих мыслей о тебе. II.
Ты открываешь глаза, затягиваешься. Я пытаюсь прочитать твои мысли. Нет, не получается. Боюсь. Того, что буду думать о нас, что растворюсь в своих мыслях о тебе. Хотя, уже поздно бояться. Я чувствую себя безумно счастливой, оттого, что ты рядом, от теплоты твоего легкого прикосновения. От того, что ты не даешь мне уснуть, ворочаясь и бубня что-то себе под нос. Я счастлива от вздрагивания , когда под моими окнами останавливается любая машина. Наверное, я мазохистка! Я радуюсь тому, что могу терзать себя мыслями о тебе, что жду твоего появления в районе своего дома. Вечер расплывается и на какое-то время становится тихо. Я начинаю мечтать. Я тону в своих мечтаниях и уже не понимаю, что же реально. Молчание, завывание ветра, шорох листьев. Я слышу шум дождя. Это плачет город. А я смеюсь назло всему и всем. Я знаю, что будет завтра, через неделю, месяц, год... Я накрываюсь с головой эхом своих воспоминаний и смеюсь, смеюсь, смеюсь... А ты молча куришь в нашем "вчера", и я сквозь сигаретный дым вижу твое лицо. III.
- И он опоздал на репетицию. В результате ни до чего не договорились. Ты меня слушаешь? - Что говоришь? - Ясно. Послушай, там про нас с тобой... И мы слушаем Кукина. "Как волне не догнать волну Так и нам не понять друг друга..." Как волне, как волне, как... Я не хочу думать о тебе. Мне удивительно спокойно. Я слушаю рассказы своей подруги Инги, пью вкусный чай, который наполняет все клеточки моего тела теплом и уютом. Меня клонит в сон. Сквозь полудрему я слышу женский голос, нежный, как утренняя дымка над полем цветов, добрый, как руки матери, чистый, как воздух после грозы. Потом он звучит все отдаленнее, и я цепляюсь за него. Я не хочу перестать его слышать. - Посиди со мной... И Инга сидит. Как мама. Я чувствую, как ее невостребованная материнская любовь накрывает меня. И я засыпаю. Мой двор. Я иду к своей парадной. Из арки выскакивает мой бывший муж и хватает меня за руку. Он что-то шепчет мне в лицо. Я ничего не слышу. Только дышу пьяными парами его дыхания. Пытаюсь вырваться, но ничего не выходит. Он прижимает меня к себе и пытается поцеловать. Я мечусь между ним и стеной как затравленный зверек. Скрип тормозов, твой крик, мелькание рук, ног, чья-то кровь у меня на плаще. - Нет! Не надо! Зачем?! Я сползаю по стене и слышу свой голос: - Я не хочу, не хочу! Боже мой, нет!!! Смутно различаю твое лицо. Перед глазами все плывет, я не чувствую свое тело. Оно как ватное. Слышу твои слова. - ...А потом мы уедем. Все будет хорошо. Этот кошмар уже кончился, ты проснулась, слышишь? Дай знак, что ты слышишь меня... Я медленно закрываю глаза, а потом так же медленно открываю их. Ты гладишь меня по волосам, потом помогаешь встать. - Можешь идти сама? Я не отвечаю. Иду. В прихожей ты снимаешь с меня плащ и бросаешь его на пол. Я стою босиком в разорванной рубашке и юбке. - Я так больше не могу... За что?! Начинаю задыхаться в рыданиях. Ты держишь меня за голову, потом прижимаешь к себе. - Все, все. Успокойся. Все уже позади. Я сам вымою тебя и переодену. Маленькая моя... Меня мутит. В ванной ты снимаешь с меня все. Что еще утром было одеждой. Я смотрю на себя в зеркало. Передо мной взлохмаченная девчонка, вся в ссадинах, с разбитой губой. Я смотрю, не отрываясь, как завороженная. Звук воды, заполняющей ванную, твоя возня с краном. На меня накатывает приступ бешенства, и я начинаю колотить зеркало кулаками. Зеркало крепкое и не бьется. Это злит меня еще больше, поэтому хватаю первое, что попадается в руку и замахиваюсь. Но не успеваю ударить. Ты держишь меня за руку, а я даже не пытаюсь вырваться. Потом сижу в ванной. Ты рядом. Я закрываю глаза. - Смотри, не утони. А то мне придется заниматься спасением утопающих... - И тебе да-а-дут медаль... Я совершенно неприлично зеваю посреди фразы и постепенно разъезжаюсь от горячей воды. Слышу голос, который сначала баюкает меня, а затем постепенно вынимает из состояния полусна. - Натуся, вставай. Я согрела чайник. Я тяжело просыпаюсь. Надо мной стоит Инга и улыбается. Мне становится смешно. "Я согрела чайник". Не воду, а чайник. Я вдруг только сейчас начала вслушиваться в смысл того, что мы говорим. Вернее в бессмыслицу. Говорим и не слышим, не понимаем. - Ты так сладко спала, мне было жалко тебя будить. - Хорошо, что разбудила. Мне снился забавный по своей гнусности сон. Слушай, ты никогда не думала, как мы говорим? - В смысле? - Ты сказала: "Я согрела чайник" или "Чайник закипел" Понимаешь? - Нет, честно говоря. - Ну, послушай, как может закипеть чайник? - Дурочка! И мы смеемся. Я чувствую сводящий с ума аромат, идущий из кухни, от Ингиного произведения кулинарного искусства. И мне уже наплевать, как мы говорим. Я смотрю на свою кормилицу. - Ингуля, когда-нибудь я умру от обжорства. И виновата в этом будешь ты. - Да ладно, тебе надо поправляться. Как была в институте, так и осталась доходягой... Так, все, мыть руки и за стол. Пьем чай с каким-то невероятно вкусным пирогом. - Ну, рассказывай, что там у тебя на личном фронте? - На том же месте. В разводе. - Это уже не новость. Что дальше? - Ничего. Инга, ничего не хочу. - Слушай, не сходи с ума. Он же тебя любит. И ты его... - Нет!!! - Не ори. Кто тебе нужен, эгоистка несчастная! Ну, как я ей объясню, что мне нужен только ты. Как объяснить самой себе, почему. Я не знаю, что со мной происходит. Я не понимаю как, а главное чем, ты заставил меня думать о тебе, мечтать, убиваться. Как это произошло?! - Что с тобой? Ты сама на себя не похожа! Может ты беременная? Господи, как бы я хотела, чтоб это было именно так. Но этого не будет. Во всяком случае до тех пор, пока ты сам не предложишь. А ты не предложишь никогда. - Натуся, что, правда? - Да нет же. Устала я и все. Ладно, спасибо, родная. Мне пора. Не сердись. - Может останешься? - Этот вопрос риторический. Конечно же, я остаюсь. Мы сидим на кухне. Дым от моих сигарет, тиканье часов, недопитый чай в чашках, и наши воспоминания студенческих лет. Общага - институт - общага. Судорожные Ингины хватания за сердце и наивно-виноватый вид ее "доченьки", вернувшейся под утро, волоча за собой шлейф авантюрных приключений и романтических вздохов под луной. - Да, попила ты мне крови тогда... - А ты часто жалела, что взяла надо мною шефство тогда? - Ни разу. Я злилась на тебя, иногда даже хотела отлупить... Что ты смеешься? На полном серьезе. Но я никогда не жалела, что взяла на себя твои проблемы. Которые ты, кстати, сама себе и находила. Но родители ведь никогда не жалеют о том, что ребенок появился на свет! Даже если он и делает ошибки. - Ну, не знаю, иногда мне кажется, что для моих лучше, чтобы меня вообще никогда не было. - Прекрати. Как ты можешь так говорить?! - Послушай, моя жизнь-это моя жизнь. Я сама выбрала свою дорогу. Да, наделав при этом массу ошибок. Но я ведь сама их и исправляю. Разве не так? - Да так то оно так. Но ведь ты затрагиваешь при этом других людей, тех, кто тебя любит... - И что мне теперь, в угоду всем моим родственничкам быть серой мышкой и жить их жизнями? Я не хочу. Мне тесно в том мирке, который они себе придумали. Слушай, давай не будем об этом. Мы говорили о тебе. Знаешь, почему ты мне всегда была самым близким человеком? - Ну? - Что "ну"? - Нет, не знаю. Даже не догадываюсь... - Ты всегда отдавала всю себя, не требуя ничего взамен. Поэтому тебе хочется возвращать... - А ведь когда мы поступали, я тебя сначала даже не заметила. А помнишь, как нас собрали курсом? Ты опоздала, как обычно, и стояла в уголочке, как мышка... Инга задумалась. Я смотрю на нее и не могу понять, какая непостижимая сила заставляет ее заботиться обо мне как о своем ребенке, о младшей сестре или о ком-то, кто ближе, чем просто подруга... Я помню, как вошла в общажную комнату в первый раз. В лето нашего поступления я заболела детской болезнью-ветрянкой и приехала не к началу занятий, а на месяц позднее. Всех иногородних уже расселили, а про меня забыли. Я стояла в вестибюле с чемоданами, уставшая, голодная, всеми забытая, и ждала, когда для мен найдут место в какой-нибудь комнате. Инга спустилась позвонить и увидела меня. Я пришла в неописуемый восторг от встречи. Хоть одно знакомое лицо. И, конечно же, вцепилась в нее "мертвой хваткой". А она не особенно и сопротивлялась. Я объяснила ей, чего здесь сою в такое время. Она молча взяла мои чемоданы, и мы пошли к ней в комнату. Место рядом с ней было свободным. Осталось только оформить меня на это место. Я была отправлена в душ, а улаживание всех формальностей Инга взяла на себя. Когда я в буквальном смысле вползла после водных процедур в комнату, мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание. Тогда я впервые узнала, что у Инги значит "немного перекусить". Я вышла из своих воспоминаний и посмотрела на свою названную маму. Она подошла ко мне, взяла за плечи и прижала к себе. И я поняла почему, зачем ей это надо. Я давала ей то, что она не имела в жизни. Я позволяла ей быть моей матерью. А мне она давала то, чего никогда не было в моей жизни. Вот так мы и заполняли вакуум в жизни друг друга. Инга внимательно смотрела на меня. Потом заговорила. - Ты тогда была такая же худенькая, и тебя хотелось пригреть, успокоить. И в то же время ты была таким маленьким чертенком, у которого в глазах скрывались озорные искорки. - А сейчас? - Большой чертенок. - Ну, я серьезно. - Ты повзрослела, наконец-то. Или устала. Но, знаешь, я скучаю по той маленькой девочке. - Я тоже по ней скучаю. Мы помолчали. Но Инга не выдержала и задала тот вопрос, который мучил ее с момента моего прихода. - Ну что с тобой происходит? Ты же всегда со мной делилась. Да, конечно. Ты всегда умела меня слушать и дать нужный совет. Я выслушивала и делала по-своему. Ничего со мной эдакого не произошло. Просто я начала писать книгу своей любви... - О!!! Я могу предположить, что это будет роман в десяти томах!!! Я невесело ухмыляюсь. И мы снова начинаем углубляться в наши воспоминания. IV.
Я лежу на нашем с Ингой ложе и вяжу. За стеной происходит семейная сцена. Я пропустила несколько петель. Приходится перевязывать. Злюсь. Входит Инга и начинает убирать мои веши, раскиданные по всей комнате. - Удивительно. Даже в такой крохотной конуре ты умудряешься сделать мамаево побоище! Я делаю вид, что не слышу, чувствуя себя при этом последней свиньей. Моя патологическая любовь к хаосу прямо противоположна Ингиной любви к порядку. Она с утра до вечера приводит в равновесии все, что остается за моей спиной. - Ты не узнаешь зрелости. Потому что твой юношеский идиотизм резко перейдет в старческий маразм. В последствии я часто буду вспоминать эту ее фразу. В комнату врывается один из моих многочисленных приятелей и подбегает ко мне. Инга качает головой и выходит. Видимо за шваброй, чтобы вымести вместе с мусором и моего знакомца. Он не нравится ей своей развязностью и тем, что мы познакомились с ним в сомнительной компании и в сомнительном состоянии. А я, честно говоря, даже не помню, как его зовут. Но это не мешает мне ответить на его приглашение посетить какую-то вечеринку двумя этажами ниже. Он уходит ждать меня в своей комнате. Я начинаю выбрасывать все вещи из шкафа, чтобы найти что-нибудь приличное, но из этого ничего не получается, кроме грандиозного развала. Тогда я залезаю на Ингину половину шкафа, и ее вещи плавно вылетают и ложатся по комнате в лирическом беспорядке. Наконец я нахожу подходящую кофту и надеваю ее. В момент своего возбужденного приготовления я даже не смущаюсь разностью размеров. Выуживаю из кучи вещей на кровати свою юбку, прикладываю к себе и смотрюсь в зеркало. Инга входит в комнату и почти теряет сознание от масштабов предстоящей уборки. Я нагло спрашиваю: - Ну, как, хорошо смотрится? - Что именно? - Ну, ты не туда смотришь... - А куда я, по твоему, должна смотреть? - На меня. Инга переводит взгляд с кровати на меня и медленно садится на стул. - Мне кажется, что я... - Ну, Ингулечка, ты же все понимаешь! - Да, да, да! Это единственная, самая-самая. Послушай, мне надоела твоя фраза: "Кажется я влюбилась!" Ты говоришь ее по два-три раза в неделю, только объекты влюбленности каждый раз разные. - Это чтобы тебе не было скучно. - Да конечно. Мне весело, мне очень весело. Просто обхохочешься. - Ну, не будь злючкой. Ты же хорошая, добрая, самая любимая! Я чмокаю ее и продолжаю тараторить: - Я тебя просто обожаю. Можно надеть твои туфли? - Господи, да! Ну иди уже. Нет, ты неисправима. Иди. Я бегу сломя голову и слышу Ингин крик: - Чтоб не позднее часа! Завтра к первой паре! Возвращаюсь непривычно рано. Через час. Инга смотрит на меня как на привидение. - Ты представляешь, он ушел с этой, которая на 13-м живет. Козел! Все, не трогайте меня никто, я страдаю. - Хорошо. Только, прежде чем бухнуться в кровать, сними, пожалуйста, мою кофту, ты ее сомнешь. - Зануда! Боже, какая же ты зануда!
Инга, бедная моя Инга. Сколько же сил она потратила, чтобы я прожила кусочек жизни между "идиотизмом" и "маразмом". Я выхожу из своих воспоминаний из-за неожиданной Ингиной фразы: - Натуся, скажи, а почему нельзя иметь сразу нескольких мужей? - Ну, наверное, потому что на них всех не хватило бы здоровья. - Дурочка. Как всегда об одном... - Нет, на этот раз я о нервах. Я подумала, что мне было бы тяжело сдерживать осаду чувств нескольких, таких как ты. Даже тебя одного я не могу себе позволить. Вернее, это ты не позволяешь мне себя. - Ингуля, а что это тебя вдруг понесло? - В смысле? - Ну, насколько я помню, раньше к тебе не приходили мысли о многомужестве. - О много чем? - Когда много мужей. - Вот интересно, а ты знаешь, какие мысли приходили ко мне в голову раньше? Я начинаю думать. И самое скверное, что ничего мне в голову не приходит. Я не знаю о чем она думала, чем жила. Я видела в ней свою мать, старшую сестру, классную даму, которая вечно одергивала меня и занудствовала. - Ты когда-нибудь слышала, что я плачу? - И часто ты плакала? - Да ну, что теперь говорить. Ты ведь не виновата. И потом, я сама набилась тебе в "мамы". - Инга, милая моя, неужели я была такой эгоисткой и ничего не видела?! - Да нет. Просто я не позволяла себе расслабиться перед тобой. Видишь ли, мне казалось, что все твои выкрутасы – это как защитная реакция непонятно от чего. Я только одного боялась, что ты пытаешься защититься от меня. И еще одно. Как-то я попыталась рассказать тебе о своих проблемах. Ты наверное не помнишь этого. Вообще, ты, по-моему даже не услышала того, что я тебе говорю. И я перестала с тобой делиться. - Но сейчас-то ты все мне рассказываешь. Или почти все... - Ты стала мудрее. Сейчас ты уже можешь мне помочь. - Чем? - Тем, что научилась слушать, а главное слышать. V.
Утро заглянуло в наши постели лучами раскаленного солнца. Мы проснулись, но еще долго не вставали, нежась в нагретых гнездышках и болтая о том, о сем. Я вспоминаю наше с тобой первое утро. Ты бродишь по квартире и комментируешь сам себя: - Я ставлю кофе, иду умываться... И тому подобное. Я лежу под одеялом и делаю вид, что сплю. Шум льющейся воды. Ты где-то в районе ванной. Я высовываюсь из-под одеяла, щурюсь на солнце, которое смотрит на меня из окна. Ты выходишь из душа и мокрый залезаешь ко мне. - Боже мой, какой ты холодный! - Я холодный? Нет, это я холодный? И ты обрушиваешь на меня шквал своей страсти, опровергая мое заключение о твоей холодности. Ночь любви, перешедшая в утро любви. Я умираю и воскресаю вновь. Снова и снова по кругу. Чувствовать твое дыхание у меня на щеке, прикасаться к твоему телу, дрожать в твоих руках в сладкой истоме и улетать в какое-то другое измерение, где только я и ты. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. И переходит во что-то лучшее. В это, во всяком случае, хочется верить. Ты встаешь, а я понимаю, что не могу не только встать, но даже пошевелиться. Но все-таки мне приходится это сделать. Потом я одеваюсь и забираюсь с ногами на мягкий диван. А ты шаришься по квартире, в поисках своей одежды. Мы выходим на улицу, ты останавливаешь белоснежный Мерседес и мы едем. Ты молчишь всю дорогу. Мне кажется, что ты боишься взглядов людей. У моей двери ты едва касаешься губами моей щеки, а потом пропадаешь на три недели. Я терзаю себя мыслями о тебе, гадаю на тебя, мечтаю... Сперва в голову приходят оптимистичные мысли, но, по мере твоего пропадания и отдаления, мыслей становится все меньше и меньше. И вот, в тот момент, когда я стираю из памяти сам образ твой, случается звонок в дверь. Я открываю, и в мою квартиру врывается аромат от ошеломляющего своей величиной букета цветов. Море, океан роз. Я тону в них и твоих объятьях. Слезы на моем лице. - Ну, что ты?! Перестань, это же я! - Я думала, ты мне приснился. - И ты стала забывать, как красивую сказку, рассказанную няней в детстве? - У меня не было няни. - Ты стала забывать? Я молчу. Мне стыдно. Я не имею права требовать больше, чем ты можешь дать. Хотя, я не понимаю, почему? Где та грань, на что я могу претендовать, а на что нет? - Ты забыла? - Да Только, пожалуйста, не верь мне. Но ты поверил. А однажды, после очередного твоего пропадания, ты заявляешься ко мне в "тройке" с бабочкой. - Собирайся, я жду тебя внизу. У тебя двадцать минут. И исчезаешь. Я мечусь по квартире и пытаюсь привести себя в порядок. Спускаюсь к тебе. Ты стоишь возле какой-то бешено навороченной машины неизвестно-иностранной марки. - Ты опоздала на две минуты. - Ах, извините, пожалуйста. Я пытаюсь шутить и делаю реверанс. - Садись, - ты не реагируешь на мою клоунаду. - Куда едем? Ты ничего не отвечаешь. И вообще, молчишь всю дорогу. Томительно, жестко, не давая возможности разорвать эту тишину. Я чувствую себя заложницей или преступницей. Почему ты имеешь такую власть надо мной? Я никак не могу этого понять. Мы подъезжаем к огромному двухэтажному дому, притаившемуся в лесу и похожему на Замок Броуди. Камин, кресло-качалка. Не хватает только большой собаки. Ты, из глыбы льда, превращаешься в романтика-мечтателя. Пьем шампанское. Меня немного "ведет". Ты берешь меня за руку и спрашиваешь, почему она такая холодная, в надежде на то, что я попрошу ее согреть. Но вместо этого слышишь весьма прозаичный ответ: - Почему-почему! Давление у меня пониженное... Тебя - романтика не устаивает эта приземленная фраза. Несколько секунд ты сидишь немного ошеломленный, потом хватаешь меня за плечи и начинаешь покрывать мое лицо поцелуями. Ты топишь меня и себя в море своей страсти с отчаяньем утопающего. И меня уже нет. Я превратилась в твое дыхание, твои губы, руки. И я безумно счастлива! Утром ты снова превращаешься в крепость. - Собирайся. Я опаздываю. А через час высаживаешь меня у ближайшего метро и уезжаешь по своим делам. Я стою одна на пустом перекрестке и не могу понять, что происходит. Я пытаюсь ответить на вопрос: Почему? И для этого возвращаюсь из мира своих грез в Ингину квартиру. Я хочу сравнить себя - студентку с нынешней мной. С той, которую ты из меня сделал. Мне надо понять, почему в моем воображении возникают именно такие картины. VI.
Глубокая ночь. Общага. Наша комната полна народа. Я никак не могла понять и до сих пор не понимаю, как наше маленькое обиталище вмещало такое количество людей. И никогда не было тесно. Все смеются, разговаривают и решительно не хотят слушать анекдота про какого-то идиотского петуха. Я начинаю снова и снова. Инга пытается заснуть. В какой-то момент она понимает, что, пока меня не дослушают, все ее попытки будут тщетными. Тогда она садится, разворачивает меня к себе и с отчаяньем кричит: "Наташа, рассказывай. Мне, мне рассказывай. Я буду тебя слушать!" - А что это был за анекдот? - Да я даже не помню. Мне было нужно, чтобы ты его, наконец, рассказала. И важно было вовремя рассмеяться. Я так хотела спать! Это было ужасно! Когда она поняла, что выслушивание моих бредней и смех вовремя ни к чему не привели, она взорвалась. Я такого не ожидала. За дверь летело все: одежда гостей и они сами, пепельница и бутылки. Я убегаю сама. Знаешь, я ведь почти не спала все три ночи, которые ты где-то прогуляла. Господи, как же я себя ругала, когда видела твою пустующую кровать, твое отсутствие на лекциях и даже в курилке. А потом возвращалась в общагу и боялась открывать дверь, потому что знала, что тебя там нет и возможно уже не будет. Просыпаться ночью от каждого скрипа, думая, что это ты. И бояться плохих вестей... - Где я была? - Не знаю. Ты ничего не говорила. Просто я вернулась из института, а ты спишь на своей половине. Как обычно. Будто ничего не произошло. Я так обрадовалась твоему возвращению, что ничего не стала спрашивать. Кстати, а где ты была? - А, черт, не помню. Прихожу в наш блок: входная дверь, прихожая и три комнаты. Пробираюсь к нашей комнате, через завал каких-то коробок. Тихонько открываю дверь. Инга сидит на кровати и читает. - Инга, чего не спишь? - Ты же знаешь, я не могу уснуть, пока ты не вернешься. - А если я вообще не вернусь? Значит, я не буду спать совсем. - Эгоистка. Инга тяжело вздыхает, потом продолжает разговор. - Там тебе два письма и уйма записок. Я сажусь за стол, закуриваю. Инга откладывает книгу и устало закрывает глаза. Я начинаю с писем. Одно из дома. Две строчки новостей и пять страниц нравоучений. Читаю только две строчки. Дальше одно и то же. Надоело. Второе письмо от подруги. Она родила ребенка и развелась с мужем. Стоило мучиться! Записки. Часть из них окажется в мусорном бачке, даже не прочитанные. Читаю оставшиеся. "Умираю, скучаю, был не прав. Жду завтра после третьей пары в нашем кафе. Целую. Владик": - Да пошел ты! Комкаю лист и кидаю его под стол. Инга не выдерживает. - Так нельзя! Какой принц тебе нужен? Ну посмотри на себя в зеркало! Нет, ты смотри, смотри. На кого ты похожа! Когда-нибудь ты останешься одна. Совсем одна, понимаешь?! Все твои замечательные мальчики найдут себе пусть не таких хороших, но зато серьезных девочек. И кому ты будешь нужна? Владик любит тебя любую, какая бы ты ни была. И прощает тебе все. Кто тебе еще нужен? - Ну, во всяком случае - не он. Что он может мне дать? Скучную семейную жизнь? Кастрюли, стирку и секс два раза в неделю, по расписанию? - Что ты несешь? Ты хоть раз вслушайся в то, что ты говоришь! Неужели брак для тебя, это только стирка и готовка? Это ведь особое отношение между людьми, это... - Ой, вот только не надо высоких слов. Ты-то у нас очень сильно замужем уже который год. Что же ты не выходишь замуж? Твой-то ведь тоже о-о-чень замечательный! Она игнорирует мой вопрос. - Да брак это дети, в конце концов! - Ах, да, да! Он тоже мне вчера сказал нечто подобное. Боже мой! Ходить с пузом пол года, а потом сидеть как привязанная дома всю оставшуюся жизнь. И что для этого стоило родиться? - Замолчи! Когда-нибудь ты этого захочешь. И это случится именно тогда, когда рядом будет человек, который скажет тебе: "нет!". И ты ничего не сможешь сделать. - Ой, уж для этого дела можно найти другого. - Да конечно можно. Но только не с тобой. Ты захочешь ребенка только от того, кого по-настоящему полюбишь. И именно он сможет обуздать тебя и подчинить себе. Я опускаю глаза. Она права. Подчинить меня может только тот, кого я буду или любить или бояться. Я вздрагиваю от воспоминаний. Нет, этого не может быть. Инга ведь не пророк. Откуда она все это знала? - Ну что, ты его любишь, или боишься? - Люблю... или боюсь. Не спрашивай меня ничего. Я сама не знаю. И потом, мне страшно. - Чего? Что я могу сглазить? - Нет. Скорее напророчить. - Скажи, ты на самом деле была такой, или надевала на себя какую-то немыслимую маску? - Не знаю. Я сама не могу понять, что меня заставляло вести себя так, а не иначе. - А замуж ты вышла только для того, чтобы я от тебя отстала? - Ты хочешь узнать, кто из нас двоих испортил жизнь Владику и довел его до пьянства? Я конечно, кто ж еще?! Хотя, я поверила в то, что он хорошая "партия" и мы будем счастливы. Ты тут ни при чем. И вообще, никто здесь не виноват. Он ведь знал на ком женится. Общага. Свадьба. Куча народа. Инга - свидетельница. Я уже совсем хмельная. Торжество подходит к завершению. Вадик шепчет мне на ухо что-то о первой брачной ночи. И я вдруг понимаю, что это конец меня. Я себя теряю. Какая к черту брачная ночь, какое венчание завтра?! Я задыхаюсь, мне плохо. Ищу глазами Ингу. Она стоит в углу и смотрит на меня. Я бросаюсь к ней: "Инга, милая, спаси меня! Я не хочу этого. Мне это не надо!". Я читаю в ее глазах: "Поздно" Выбегаю на улицу. Ночь, запах сирени, пустынные улицы. Я бреду в одиночестве по мостовой. Белое платье, фата, туфли в руках. Я ухожу все дальше и дальше от дома. Как я мечтала когда-то давно стоять перед алтарем с прекрасным рыцарем, который завоюет для меня мир и бросит его к моим ногам! Быть с ним, не потеряв себя. Я гуляла по городу всю ночь, а утром явилась к Инге. Она ждала меня. И ничего не сказала. - А зачем было что-то говорить? Я все поняла, когда ты выбежала на лестницу. Влад конечно же был ошарашен, но я сказала, что тебе внезапно стало плохо, и я отправила тебя к себе. - А днем он за мной приехал, и я отправилась в свою супружескую каторгу. - Он пытался изо всех сил сделать тебя счастливой. - И поэтому начал пить! - Пить он начал после того, как ты сделала аборт, если ты помнишь! - Да. Я помню. Я очень хорошо все помню. Ну не хотела я быть привязанной ни к нему, ни к его ребенку. Я же знала, что уйду. Не могла я жить с этим ничтожеством. Он же все мне прощал! Я не ночевала дома – он грустно улыбался и варил мне кофе, когда я возвращалась. Он даже не спрашивал, где я шаталась! - Ну что ты хотела, чтобы он тебя избил за все твои выходки, или что? - Я его бы хоть стала уважать. - Ты с ума сошла! - Конечно не за то, что избил. Этого я бы ему не простила никогда. Ну пусть бы прикрикнул, что ли. Я не знаю. Ну нельзя же быть таким тюфяком. У него жена уходит, а он сидит, глупо улыбается и молчит. Я же специально его доводила. Все ждала, когда же он меня бросит. Нет, не бросил. Тогда пришлось бросить его самой. Так ведь он, вместо того, чтобы вышвырнуть меня из своей квартиры, ушел жить к матери, оставив мне все. Я начинаю задыхаться. Инга дает мне воды. Я залпом выпиваю и тупо смотрю на дно стакана. Она спрашивает: - Кто у тебя сейчас? Я молчу. Да и что мне сказать? Что мы вместе только в моем воображении? Что наша с тобой первая ночь стала последней? Что я всю свою дурацкую жизнь мечтала о таком как ты? - Он что, бьет тебя? Что ты молчишь? Бьет? - Инга! С чего ты взяла? Мне становится смешно. Инга смотрит на меня и ничего не понимает. - Я что похожа на ненормальную? - Очень! Ну, рассказывай. - Ну, что ты хочешь услышать? Что я люблю его? Так это - неправда. Он меня любит? Еще больший бред. Мы не муж и жена, мы не любовники. Мы никто друг другу. И в то же время все. - Да ты сама не веришь в то, что говоришь. - Вот видишь, ты не понимаешь. - Господи, если бы ты знала, как я тебя понимаю!!! Это какое-то наваждение! Ты помнишь фильм "Соседка"? - Инга! Ну, почему ты все время спрашиваешь про меня и ничего не рассказываешь о себе? - Мне казалось, что тебе это неинтересно. - Сколько можно видеть во мне все ту же взбалмошную и эгоистичную девчонку? Да пойми ты, наконец, что я другая! Я не та!!! - Я не могу привыкнуть к тебе новой. Не торопи меня. Она встает и подходит к окну. Я смотрю на нее и мне вдруг становится до боли жаль ее. Как сильно она все эти годы нуждалась в такой же маме, которой она сама была для меня. Как сильно ей хотелось уткнуться кому-нибудь в плечо. Рассказывать и плакать. VII.
Она, конечно же, жила своей жизнью. У нее был муж, хотя они не были зарегистрированы. И это казалось мне странным, зная ее отношение к браку. Славка ее мне не нравился. Он, правда, тоже не питал ко мне добрых чувств. Я знала, что он не в восторге от Ингиной заботы обо мне. Я не могла понять их отношений. Он жил на нашем этаже. Его сосед снимал комнату и, казалось бы, у них были все условия, чтобы жить вместе. Но она, иногда, неделями не появлялась у него. Я знала, что он в общаге, но она сидела в нашей комнате и никуда не выходила. А иногда он сам приходил за ней. Она возвращалась поздно ночью и никогда не оставалась у него. Когда я засыпала, Инга была у Славки, а утром я просыпалась, и она спала на своей кровати в нашей комнате. Мне казалось, что таким образом она контролирует меня. Я помню, что она как-то пыталась рассказать мне что-то, но я, как всегда, даже не услышала ее. Сейчас я силюсь вспомнить то, что же она говорила мне, но не могу. Раза два она приходила домой зареванная. Но я не придавала этому значения. Я была так поглощена своими "проблемами", что мне было не до нее. И вдруг она стала потихоньку угасать. Сначала появилась бледность, потом круги под глазами. Потом она перестала есть. Вот тогда я начала приставать к ней с вопросами. Она отнекивалась. Говорила, что у нее болит печень. И я ей поверила. Я успокоилась на этом ответе. Меня злила ее раздражительность и то, что она выставляла меня курить в коридор. Но в тот день было все по-другому. Я пришла после института намного раньше, чем должна была. Инга уже несколько дней не ходила на лекции. Я застала ее лежащей на кровати, свернувшись калачиком. Она тихонько стонала. Я подошла к ней, присела и заглянула в лицо. Опухшие глаза, какая-то неестественная бледность. - Тебе совсем плохо? Она приоткрыла глаза, и они вдруг наполнились слезами. Она почти прошептала: - Скоро все кончится. - Ты что, Инга?! Перестань! Хочешь, я Славку позову? И вдруг она почти прокричала надорванным от слез голосом: - Нет!!! Не надо. Оставь ты меня в покое, ради Бога! И заплакала. А ночью ее забрали в больницу. И вот тогда я узнала, что у нее был выкидыш и мне суждено быть ее единственным ребенком. Мы сидим и плачем на ее кухне. Сейчас, через много лет после тех событий, я вдруг стала осознавать, какую боль она испытывала тогда. - Ты очень хотела этого ребенка? - Да, очень. Знаешь, был мальчик - я в карточке подсмотрела. - Зачем? Она молчит. - Инга, хочешь рассказать? - Нет. Не надо. Потом... когда-нибудь. Не сейчас. И вдруг резко переводит разговор на другую тему. - Слушай, уже три часа! Пора баиньки. Иди-ка ты, ложись. - А ты? - А я пока посуду помою. Ну, иди, правда. Со мной уже все в порядке. Я лежу в кровати и слышу шум льющейся воды и Ингины рыдания. Что у нее произошло со Славкой, я так никогда и не узнала. Да и зачем это теперь знать. Они был вместе еще год после того, как она потеряла ребенка. Потом она ушла. Единственное, что она мне сказала тогда: "Я не могу ему простить... А если не прощаешь, то лучше уйти..." Что именно она ему не простила, я не знаю. Может быть то, что он отреагировал на потерю ребенка не так, как ей бы того хотелось. А может быть то, что он вообще не хотел этого ребенка. Только она одна это знает, но ничего не говорит. Вот только почему у меня такое ощущение, что я тоже перед ней виновата?! VIII.
- Это кому? - Я что, должен перед тобой отчитываться? - Да нет, я просто спросила. - Это племяннице. И мне вдруг так захотелось, чтобы у нас с тобой была дочь. Я представила себе, как мы пойдем, все вместе, гулять по Сосновке, как ты возьмешь ее на руки и будешь подкидывать к небу, как когда-то отец подкидывал меня. Я представила себе, как ты обрадуешься, когда я скажу тебе, что у нас будет ребенок. Как трогательно ты будешь оберегать нас с малышом, пока он еще не родится. Меня так растрогали эти картинки, что я даже прослезилась. А ты подумал, что это из-за платья, которое ты привез мне из Испании. Это был твой первый подарок мне. Я сразу нацепила его и стала прохаживаться по комнате. Ты подошел ко мне, взял за подбородок и долго упоительно целовал. Мы не виделись с тобой целый месяц, и я ожидала бурной ночи. Когда я дождалась тебя из душа, ты лег, чмокнул меня в лоб, отвернулся к стене и заснул. Где-то около трех я попыталась встать, чтобы уйти. Ты хватаешь меня за руку: - Куда ты? - Сейчас приду. Пять минут я плачу в ванной. Долгие пять минут. Утром ты встаешь и идешь варить кофе. Я пытаюсь удержать тебя, но ты отталкиваешь меня и уходишь. Я ничего не понимаю и начинаю накручивать себя. Или ты заболел какой-нибудь тропической лихорадкой, что отразилось на твоей потенции, или у тебя появилась другая. Почему именно тропическая лихорадка?! Бред. Но это была единственная болезнь, почему-то пришедшая мне в голову. Может быть, ты просто устал? Но тогда не позвал бы меня к себе. Ты входишь с подносом и улыбаешься. - Кушать подано! Я смотрю на тебя с еле скрываемой злостью. - Ненавижу! Я тебя ненавижу! Поднос делает пируэт в воздухе. Звон бьющейся посуды, брызги кофе. Я что-то кричу, ты пытаешься меня успокоить, но это злит меня еще больше. И тут меня прорывает. - Ты измываешься надо мной, зная, что я никуда не денусь! Думаешь только о себе. Эгоист! А я, дура, еще вчера мечтала иметь от тебя ребенка! Бесчувственный тюфяк. Не прикасайся ко мне! - Замолчи! - Не ори на меня. Ты всю жизнь будешь один. Потому что хочешь, чтобы все смотрели на тебя снизу верх и молились как на божество. Может и найдется такая идиотка, но это быстро надоест - и тебе и ей. Если бы я сейчас ждала от тебя ребенка, то с огромным удовольствием сделала бы аборт... - Ты ненормальная! Ты хоть вслушиваешься в то, что говоришь? Ну, что ты хочешь от меня? - Чтобы ты относился ко мне по-человечески, чтобы думал не только о себе, чтобы уважал, в конце концов. - Послушай, ты, я не обязан тебе жизнью! И волен поступать так, как считаю нужным и как мне этого хочется. Ты швыряешь меня на пол, перешагиваешь и выходишь из комнаты. Я почти теряю сознание. Потом на меня летят мои вещи. Ты открываешь входную дверь и ревешь как раненый зверь: - Убирайся! Я не двигаюсь с места. Тогда ты бросаешься ко мне, хватаешь за руку и тащишь к выходу. Я падаю, ты отпускаешь меня. - Прости меня, я сама не знаю, что говорю. Не бросай меня! Прошу тебя. У меня начинается истерика, ты пытаешься уйти, я хватаю тебя за руку и повисаю на ней. Ты идешь, волоча меня за собой. - Милый, родной, ну прости меня! Я буду молчать. Хочешь, я стану твоей тенью? Я буду твоей собакой, только не гони меня! Слышишь? Ты медленно поворачиваешься, долго смотришь на меня, потом все так же медленно скидываешь мою руку, берешь за плечи и швыряешь в угол. - Лежать! Я с ужасом смотрю на тебе широко раскрытыми глазами и боюсь пошевелиться. Ты уходишь в комнату и включаешь видик. - Иди сюда. Я подхожу к тебе и стою на расстоянии вытянутой руки. - Ближе. Ближе, я сказал. А теперь к ноге! Ну, что же ты? Я стою как вкопанная. - Ты же хотела быть моей собакой. И вдруг срываешься в крик: - К ноге, я сказал, или убирайся! Я падаю к твоим ногам, и меня начинают душить рыдания, которые я пытаюсь сдерживать. Слезы градом катятся по щекам. Потом я уже не могу дальше сдерживать истерики и начинаю рыдать в голос. - Заткнись! Да замолчишь ты, наконец, или нет?! Я утыкаюсь лицом в твои колени и шепчу, что не могу без тебя. Сначала ты сидишь неподвижно, потом притягиваешь меня к себе и целуешь, целуешь, целуешь.., сползаешь с дивана, и мы катаемся по полу. Я пытаюсь вырваться, хватаюсь за скатерть на журнальном столике. Ты дергаешь меня к себе, я падаю, увлекая за собой все, что было на скатерти. Ты наваливаешься на меня всем телом, не давая возможности сопротивления и шепчешь: - Перестань! Ты ведь сама этого хотела! Я делаю новую попытку освободиться, но ты сжимаешь меня еще крепче, а потом вдруг резко отпускаешь и встаешь: - Как я могу уважать тебя, если ты сама себя не уважаешь! IX.
- Ты хотела узнать, что у нас произошло со Славкой? - Да. - Так вот, ты это уже знаешь. Ну, конечно же, не так ярко-театральное. Но, вообще, что-то похожее. - Я не понимаю. - Родная, ты начала рассказывать мне то, что придумала. А ведь это все было. Со мной... - Поэтому ты и не стала мне ничего рассказывать, зная, что рано или поздно я пройду твой путь? Ну, за исключением нескольких подробностей... - Да, только ты рассказываешь, а мне иногда кажется, что это было с тобой по-настоящему. Что ты только воображаешь, что это в твоем воображении. - Инга, а что дальше? Что будет потом? - Приезжай, мы давно не виделись. Я бросаю все дела и еду к ней. Она встречает меня во дворе. На ней какой-то немыслимых размеров балахон. - Инга, что дальше? - Скоро ты все узнаешь. Совсем скоро. - А ты знаешь? - Да. А ты ничего не хочешь у меня спросить? Она как-то странно стоит и держит руку у себя на животе. И хитро улыбается. - Инга?! - Да, родная? Я начинаю дрожать от смутной радости. - Натуся, милая моя девочка, я больше не могу быть твоей мамой. Потому что... Она не договаривает, и мы стоим, обнявшись, и ревем. Потом постепенно успокаиваемся, и она говорит: - Каждый человек идет по кругу своих проблем, пока он не замыкается. И тогда он из него выходит в новую жизнь, или продолжает бродить по этому кругу всю жизнь. Мой круг замкнулся, и у меня хватило сил из него вырваться. Только, одна я бы не смогла... - А что со мной? - А вот это можешь знать только ты. Ладно, пойдем, я познакомлю тебя с одним человеком. Мы идем к Инге. У входной двери в ее квартиру она берет меня за плечи и говорит: - Спасибо. - За что? - Ты научила меня уважать себя. Я еду домой. По дороге захожу к своему однокласснику. У Мишки гости. Я стою в дверях и глупо улыбаюсь. Мишка очень обрадован Привет! Классно, что зашла. У меня полно гостей. - Да я просто мимо проходила... - Ну, что ты мнешься? Проходи. Граждане, знакомьтесь! Моя одноклассница и безнадежно любимая женщина. Кстати, Тусь, ты помнишь, у нас был роман в первом классе? - Да, и мы целовались в учительском туалете. Всеобщее веселье по поводу выбранного нами места. - Во втором классе она меня разлюбила. Шум, веселье, море вина и шампанского. Я пытаюсь вспомнить номер твоего телефона, но не могу. А в голове только одна мысль: "Круг должен замкнуться!" И тогда я решаю поехать к тебе настоящему. Не в своем воображении. Но передвигаться уже не могу. Мишка помогает мне встать и пытается проводить. Я сбегаю от него. Выхожу на улицу и ловлю тачку. Останавливается красная "девятка". Оттуда выходит несколько расплывчатый в моих пьяных глазах молодой человек и начинает разговор, на который я уже не способна. - Эвон, как тебя развезло. Куда едем? - Прямо. - Исчерпывающая информация. Ладно, садись, придумаем, что с тобой делать. Я пропускаю последнюю фразу мимо ушей и пытаюсь открыть дверь. С первого раза у меня это не получается. Я промахиваюсь. Наконец мне удается поймать ручку, и я начинаю дергать за нее. Слышу мужские голоса: - Слушай, да затолкай ты ее и дело с концом. Отвезем к нам. Все равно ничего не соображает. Мне это не нравится, и я начинаю отступать. Но кто-то пытается запихать мое тело в машину. Я отбрыкиваюсь и слышу голос Мишки: - А ну, отстали от нее! Оба! Туська, держись за меня. Мишка подставляет руку, и я хватаюсь за нее. - Ты уверена, что тебе совершенно необходимо ехать? - Да. - Хорошо. Я тебя отвезу. - Ты же пил! - И что теперь? Ждать, когда ты найдешь себе на голову приключений?! Мы плутаем по твоему району уже два часа. Я была у тебя так давно. А в моем воображении твой дом почему-то был совершено в другом месте. Мишка совершенно разуверился в моей способности отыскать твой дом. Меня сбивает с толку одинаковость архитектуры и отсутствие твоей машины. Наконец я вижу знакомую телефонную будку и с пьяной радостью говорю: - Все, приехали! Смутно помню втаскивание меня в твою парадную и поднимание на лифте. Помню прислонение меня к косяку и полет от проема двери до твоего тела. Ты прислонил меня к стене, а я растеклась по ней и присела на пол. Ты с удивлением и недоверием смотришь на меня, а потом обращаешься к Мишке: - Проходите. - Да нет, вы говорите, а я подожду внизу. Что-то мне подсказывает, что она не задержится долго. И Мишка ушел. И мне вдруг стало как-то неуютно без него. Мы пошли в кухню. Вернее, шел ты, а я волочилась за тобой половой тряпкой. Ты кисло спросил: - Ты в курсе, сколько времени? - А сколько? - Около двух ночи. В воздухе застыла долгая пауза. - Дурак родился. - Да. Я шепчу, чувствуя, что стала резко трезветь. - Слушай, я не понимаю, что происходит... Ты говорил и как-то странно испуганно озирался по сторонам, - ...то пропадаешь на четыре месяца, не подходишь к телефону, бегаешь от меня, то являешься в два часа ночи в хлам... - Извини меня, мне нужно было убедиться. - В чем? - В том, что не ты поможешь мне выйти из круга. - Из какого круга? О чем ты говоришь? У тебя что-то случилось? - Прости, я пойду. - Этот Миша, он кто? - Да, так... Никто... Наверное... - Ты странная. Давай завтра я тебе позвоню, и мы поговорим. Хочешь? - Нет. - Ты обиделась? На что? - Да не обиделась я. Просто ты другой. - Я ничего не понимаю. Ты можешь толком объяснить? - Да не нужно это объяснять. Главное, что я теперь это знаю. Все, мне пора. Я ухожу. - Я позвоню завтра? - Ты не понял. Я совсем ухожу. Навсегда. - Ты как будто бежишь от меня... - Не от тебя. А к тому немыслимому счастью, которое хотела украсть у самой себя. Я спускаюсь к Мишкиной машине. Он стоит, прислонившись к двери, и курит. Я уже совсем трезвая подхожу к нему. - Откуда ты знал, что я не останусь у него? Я же всегда оставалась, куда бы ты меня не привозил. - И я всегда ждал... - Ты ждал меня каждый раз, когда подвозил? Он не отвечает на этот вопрос, а задает свой: - Ты выйдешь за меня? - Что?! - Да, и у нас будет сын и дочь. И тут я начинаю понимать, что именно о нем я мечтала все это время. Но так страшно в это поверить. И тогда я говорю: - Да. Только не торопи меня. Через растворенное окно я смотрю на машину того, кто никогда не узнает, что свою лучшую роль я сыграла на сцене его, придуманной мною жизни. |
||||
|
||||
ЭПИЛОГ
- Чего не спишь? - Ты же знаешь, я не могу уснуть, пока ты не вернешься. - А если не вернусь? - Значит, я не усну. - Эгоистка... © Наташа Кадочникова, СПб., 2001 |
||||
|
||||
|
|
 |
 |
|
Проект «Слово вокруг Петербурга» - некоммерческий. Обновление
страницы производится на личные средства создателей.
|
|
|
Дизайн © Spruden-studio St. Petersburg 2002
|
Друзья
мои, позвольте представить вам интереснейшего человека: актрису, писателя и,
конечно же, просто очаровательную девушку - Наташу Кадочникову.