Сегодня был слишком жаркий день. Нервы напрягались, едва удерживая многотонную ношу, а солнечный свет обрушивался, пытаясь сгубить все живое. Казалось, сейчас что-то лопнет, взорвется и настанет долгожданная развязка, избавление. Но мир продолжал нагреваться все неистовей; голубой и зеленый цвета уже погибли, а желтый и красный еще держались, они с каким-то бессмысленным упорством сопротивлялись накатывавшейся серо-мутной тошнотворной пелене, они боролись с ней, та же медленно и неотвратимо врастала в кожу. В самые поры кожи, в молекулы кожи. Дышать было уже невозможно, легкие разрывались от раскаленной каменной пыли, и я чувствовал, что еще несколько секунд и эта раскаленная пыль, отвердев, обратится в монолит, в огромную глыбу, в безумную братскую могилу и похоронит под собой весь мир.

Но что это? Вдруг откуда-то повеял веселый варнический ветер, слетевший с макушек мap***x деревьев. Он обнял меня и я, закрыв глаза, окунулся в манящую прохладу атлантической лагуны. Это было блаженство избавления, это был сущий рай. Но я должен был вернуться, так как мне было необходимо дойти. Знаешь, это было даже в кайф – ведь если ты должен дойти, значит, ты веришь в реальность цели. Я открыл глаза, и мир вновь впился в меня терпкими стеблями боли. Вокруг был полный хаоса и страха город. Самое ужасное было то, что повсюду были обращенные на меня взгляды. Это было невыносимо. И я захотел, чтоб была ночь, и тогда наступила ночь. Люэcитская* жара исчезла, сумрак спрятал меня, а ветер вызвался быть проводником.

Ты знаешь, сегодня утром у меня не было почти ничего, кроме страха и боли. Нет, сперва не было даже и боли, она явилась потом, совсем недавно, когда Капитан Фен свернул паруса своей межгалактической шлюпки. Сейчас же у меня есть надежда, а это значит - я жив, значит должен мучится и обречен добраться.

Я шел черным как пожухлый лист осенним городом. Три видения было мне. Сперва я увидел сгорбленную старуху, медленно ковылявшую куда-то прочь. Сердце мое сжалось от сострадания, но чем я мог помочь ей? И старуха исчезла. Я шел далее и видел огнедышащего дракона. У него было пять голов. На трех из них имелись шутовские колпаки, еще одну голову венчал рыцарский шлем, а последняя голова... это была голова отвратительного карлика. Да, того самого карлика, что приходил ко мне вчера. Дракон этот не был настоящим, а из пастей его голов вырывался бутафорский огонь. Чудовище пропало, едва лишь я сделал пару шагов.

Потом был ночной дождь. Я не узнавал знакомых улиц и, ловя странное хитросплетенье городских огней, погружался в сопящие чернотой простуженные ноздри подворотен. А из путаницы освещенных фонарями веток деревьев нежные эльфы, беззаботные городские бродяги, окликали меня. Тогда же мне было третье видение. На меня бежали несколько огромных и злых собак. То были черные короткошерстные овчарки, их пасти были раскрыты и виднелись острые клыки невероятных размеров. Ты знаешь, мне стыдно говорить об этом, но какой-то животный страх сковал меня. Он сдавил горло и запустил свои мерзкие холодные пальцы под ребра. Я оцепенел, не смея пошевелиться. Это длилось бесконечно долго. Когда же страх стал невыносимым, собаки-призраки исчезли.

Как бы не изменился твой подъезд, я все равно узнаю его. Я ведь помню даже запах травы, что росла перед ним. Я помню как табачный дым, словно бы мартовский кот, терся у твоей двери. Я помню щеками ладоней холод ступеней лестницы, ведущей к тебе. Но вот теперь, какая-то паршивая, лишайная кошка, оставляющая всюду клоки черной шерсти, перебежала мне дорогу...

Слышишь? Ветер гремит ставнями разбитых окон, чтобы я не услышал беззвучные шаги, там за уходящим вверх переплетом перил?.. Какое теперь должно быть время? Лето? Тогда от чего же холод запорошил снегом мою одежду? Я знаю – это твои шаги. Это только твои озорные каблучки могут так пропеть по мрамору ступеней. Я ни когда не забуду эту песню непостоянства прикосновений: ты ступаешь столь легко, что тебе вовсе не стоит касаться земли. Я же, словно бы гончий волк, лишь по запаху твоих духов смогу взять след.

Ты знаешь, я хотел сказать тебе... Только, вот, совсем забыл, ты сейчас далеко, и эта лестница не приведет к тебе. Ты как будто за много парсеков от этих мест. Ты там, где нет лестниц и нет снега.

Теперь же мне предстояло невероятное усилие, чтобы идти наверх. Но ступени.., холодные циники ступени предали меня, они изогнулись под моими ногами и завязались узлом. Куда бы я ни шел – я все равно спускался вниз. В этом виновата та черна кошка, преградившая мне дорогу. Злая лестница разделила нас, став непреодолимой преградой. Еще один шаг и болезненная патока камня разверзлась подо мною, открыв зловонную бездну. Но я спасся, успев уцепиться за бронзовую морду на решетке перил.

Я не чувствовал боли, я не чувствовал страха, только какая-то глухая тоска бессмысленности происходящего вязала к небу пересохший язык. Время остановилось, пространство застыло разбитой лампочкой в тесноте подъезда, а сточная вода медленно струилась из подвала, стекая к основам мира. Через какое-то время мне показалось, что позади меня кто-то притаился. Я оглянулся и увидел карлика. Да, того самого карлика, что приходил ко мне вчера. Своими раскосыми глазами он таращился в темноту. Теперь он казался выше ростом. Может быть потому, что он висел в воздухе? Сперва я даже удивился, от чего же это он не касается ногами ступеней? Но потом понял, он просто боится холода, его босые ступни слишком изнежены для холодного камня лестницы. Ноги же у него были просто отвратительные - вместо пальцев зловонные бугорки с пучками жестких волос. Этот карлик был совсем плоским, он был как бы блик от уличного фонаря. Блик, преломленный стеклом.

Теперь я точно знаю, что все лифты ведут в преисподнюю. Стоит только довериться им, и ты в ловушке, они тащат тебя в грязный подвал вытесненных желаний. Но у меня нет выбора, ведь только лифт способен поднять меня на недосягаемую высоту. Туда, где ты.

Я вспомнил, что я хотел сказать тебе: этим утром случится небывалое наводнение. Послушай, как воет осенний ветер! Он гонит в город воду. Когда завтра ты выйдешь из своей квартиры, ты увидишь, что везде вода, что новый потоп пришел очистить город. Но ты не бойся! У меня есть лодка. Я спрятал ее, там, внизу, у входа в подвал. Мы сядем в нее и, словно бы Лейла и Алалей**, отправимся в путь. Мы спасемся от разбушевавшейся стихии. Мы станем праздновать каждое утро, как День Рожденья, мы будем питаться пойманной рыбой, мы похороним все наши обиды под толщей воды. Хочешь, мы возьмем даже эту облезлую кошку в нашу лодку... Но нет, я не стану будить тебя посреди ночи. Я не потревожу твой сон. Тем более, это совершенно бессмысленно, ты сейчас далеко отсюда. Ты там, где нет наводнений и нет ветра.

Какая безумная была ночь, удары грома спешили поравняться с всполохами молний, ветряные порывы срывали железо с крыш, а небо было затуманенное, зеленое, жуткое. Я все ждал, когда же ветер нагонит достаточно воды, чтоб затопить эту злую лестницу, да так чтоб утро не наступило, никогда б не наступило... А вот теперь так тихо. Слышно шепот часов на руке. Должно быть это оттого, что пошел снег... Представляю, как удивишься ты, когда будешь спускаться завтра по лестнице и увидишь меня вцепившегося в перила... Я так долго ждал тебя. Мои пальцы устали, но когда я разожму их – я сорвусь в бездну...

Но ведь это совсем не карлик качается там на стене. Это ангел. Ангел, танцующий на острие булавки. Он пришел сюда, чтобы отвести меня к тебе. Самому мне уже не добраться. Как же я сразу не догадался, что это ангел. Какой же я глупец. Вот только, почему от него так воняет?

Знаешь, я ведь соврал тебе. У меня нет лодки. Только это все равно, ведь завтра ты не спустишься по этим ступенькам. Ты очень далеко. Ты, как бы, в ином измерении. Ты так далеко, что даже ангел не сможет указать путь к тебе. Мне не дождаться утра, пальцы мои слабеют, а там внизу бездна. Я так и не успею сказать тебе...

Что это было? Вскрик, или всхлип, или скрип дверей лифта? Господи помилуй мя! Огради от тесноты пустого пространства, дай сил увидеть свет по ту сторону разбитых стекол покалеченного окна.

Bo имя Oтца, Cына и Cвятoгo Дуxa.

Aминь.

Alex Spruden СПб., 2003

   * Люэcитский [лат. Lues зараза, болезнь] отвратительный, болезненный.
   ** Лейла и Алалей - персонажи сказок А. М. Ремизова, бесконечно путешествующие в поисках Моря-Океана (прим. автора)

 Было бы очень интересно выслушать ваше мнения о прочи­танном. Пожалуйста, черкните пару строк в гостевой книге!